– Идите в прачечную. Там вообще никогда никого не бывает.

В прачечной и правда пусто. Помимо пяти стиральных машин, которыми ученики вряд ли часто пользуются, на полу стоит тазик ядрено-зеленого цвета с десятком оставшихся без пары носков. Две низенькие деревянные скамеечки, скорее всего, предназначены для того, чтобы на них сидеть и смотреть на крутящийся барабан. Эдакая альтернатива постоянного обновления ленты в Инстаграме, но Глеб точно не уверен: у него самого никогда не было странички в социальной сети.

На одну из этих смехотворно низких скамеечек Глеб и садится. Взглядом указывает Севе на вторую, и вместе они теперь выглядят как два ясельника в ожидании полдника.

– Сева, тебя что-то беспокоит?

Самого Глеба очень беспокоит то, что мальчик до сих пор на него ни разу не посмотрел.

– Не-а.

Сдавать Антонину при таком раскладе не вариант: так паренек еще больше закроется. Про других ребят тоже лучше не говорить – пусть думает, что у Глеба третий глаз или пятое ухо.

– Ты видишь что-то странное?

– Нет. – На этот раз более твердое.

– Точно?

Прошло меньше минуты, а Глеб уже не знает, что говорить дальше. Он чувствует, как ладони начинают потеть, и торопливо вытирает их об штаны.

Вот матери всегда удавались такие разговоры. Тон ее был твердый, не терпящий лжи и возражений. Она не обещала ему понять его или помочь, она требовала правды, и это, несмотря на противоречие, приносило ему наибольшее облегчение.

Глеб поворачивается в сторону небольшого прямоугольного окошка – единственного источника света в этом мрачном помещении, насквозь пропахшем порошком. В одном из пустых барабанов просыпается толстая змея молочно-желтого цвета.

И тогда Глеб говорит скорее самому себе, нежели Севе:

– А я кое-что вижу.

Возможно, что-то в его тоне цепляет подростка. Мальчик впервые поднимает голову, и неожиданно Глеб удовлетворительно отмечает голубизну его глаз.

Сева ничего не спрашивает, но его подавшееся вперед тело говорит о том, что рыбка клюнула.

– Только пообещай, что никому не скажешь.

Сева не произносит ни звука. Глеб воспринимает это как обещание.

Змея в барабане, почуяв неладное, шипит, готовая в случае чего атаковать.

– Сколько себя помню, меня всюду сопровождают змеи. Множество змей. Они следят за мной, когда я завтракаю и когда принимаю душ, когда выхожу на улицу или запираюсь в пустой комнате.

– Я не знал, – шепчет Сева. Голос мягкий, в нем чувствуются нотки облегчения, будто о таком подарке судьбы мальчик не может и мечтать.

– Да я никому и не рассказываю. – Глеб пожимает плечами.

– Я тоже кое-что вижу, – тараторит школьник, будто боится, что еще секунда – и он больше не будет способен на признание.

– Что?

Сева поворачивается к окну, и его рассеянный взгляд упирается в грязное стекло.

– Мертвецов? – спрашивает он, скорее даже самого себя, а не Глеба. – Понятия не имею, но я знаю, что они любят темноту и сырость, а еще – грязные мысли. Чем чаще я думаю о том, чтобы все это прекратить, тем их больше… Их как будто магнитом притягивает любой негатив.

– Тени, – бормочет Глеб себе под нос.

Сева настораживается.

– Простите, что?

– Я говорю, Тени, – повторяет Глеб уже громче. – Странно, что тебе о них не рассказывали. Еще где-то полгода назад их было гораздо больше, верно?

– Ага, – удивленно соглашается мальчик.

– Скажем так, кое-какие божки подсуетились, и теперь стало получше. Они тебя трогают?

Сева качает головой.

– Нет. Но иногда шепчут. Знаете, всякие гадкие вещи. Хотят, чтобы я что-то сделал или, наоборот, чтобы сидел в своей комнате и никуда не выходил. Вы думаете, вашим змеям плохо?

Глеб никогда не задумывался над тем, что чувствуют змеи. Он всегда думал о том, что они делают с ним, но никогда – наоборот. Ему казалось, что их потому и называют «тварями» и «гадами», что ничего хорошего в них нет, но разве он не достаточно взрослый, чтобы перестать судить по «одежке»?

– Плохо? – эхом откликается он.

– Мне все время кажется, что им очень больно. Я слышу, как они плачут и стонут. А что, если можно помочь, но я не знаю, как?

Если ад где-то и есть, то он на земле.

Глеб смотрит на этого худощавого подростка и испытывает стойкое отвращение к самому себе. Все, что его беспокоило все эти годы, это собственные страдания. Даже мать он оплакивал, потому что она делала его жизнь более сносной. Какой же он эгоист.

– Им уже не поможешь.

– А у вас есть… какие-нибудь способы?.. Что-нибудь, что помогает жить с этим?

В бездонных голубых глазах – надежда. Надежда, которую Глеб должен вдребезги разбить кувалдой, не оставляя ни единой возможности вновь собрать ее из осколков.

Не говорить же, что все это отлично глушится алкоголем и никотином. Что только в минуты абсолютного забытья можно наконец не перестать видеть – перестать замечать этих жутких тварей.

– Мне жаль, но нет. Нужно просто научиться терпеть.

Рано или поздно парнишка откроет для себя волшебные «лекарства», но лучше, чтобы это произошло как можно позже.

Глеб видит, как из Севы буквально выходит воздух пополам с жизнью. Мальчик и так не отличается габаритами, а теперь так и вовсе сжался в тень самого себя. Кажется, еще чуть-чуть – и он сам превратится в одну из Теней, которых так боится.

– Хотя нет, есть кое-что. – Глеб кладет руку на острое плечо Севы. – Ты можешь представить, что Тени – это люди, которых ты ненавидишь. Те, что причинили тебе больше всего боли. Тогда их будет не так жалко.

Сева убирает руку Глеба с плеча, но не со злостью, а скорее с сочувствием на худом лице.

– Спасибо, что поделились, – искренне благодарит старшеклассник, – хотя и не сказали всей правды.

«Гребаный эмпат», – думает Глеб, а сам улыбается, потому что змея в чреве стиральной машины вдруг перестает казаться монстром. Сейчас кажется, что у нее даже грустные глаза.

* * *

Вы никогда не увидите Ренату в слезах. Она не носит с собой носовых платков и с жалостью смотрит на тех, кто чуть что – сразу хлюпает носом. Но, несмотря на это, чужие слезы завораживают ее, как прочих женщин завораживают бриллианты.

Она подсматривает за плачущей секретаршей в крохотную дверную щель, боясь не то что пошевелиться – вздохнуть, чтобы не спугнуть этого милого пушистого кролика в своей естественной среде обитания.

Звонит телефон.

– Да. – Слово слишком короткое, чтобы собеседник понял, как сильно дрожит Верин голос.